Без слов он поднес к губам привязанной девушки кружку с водой. Упрямица не раскрывала рта, и жидкость заливала ей лицо, стекала по тонкой шее на белую футболку. Он не понимал, как можно продержаться без воды больше суток? Откуда подобная сила воли? Неужели страх перед галлюциногенным питьем сильнее жажды?
Нет, не сильнее. Со стоном девушка все же сделала несколько глотков и отвернула голову в сторону. Лицо выдавало ее отчаяние, наверное, ненавидит себя за слабость.
Он тоже себя ненавидел, ведь ему было ее жаль.
– Лиль, хватит упрямиться. Уступи, обещаю, я упрошу, чтобы тебе стерли последние сутки из памяти. Тетя отпустит тебя, правда.
– Уйди, – тихо потребовала пленница, – во имя того, что я считала некогда дружбой, оставь меня хотя бы в покое.
– Лиля, идут вторые сутки, тебя ищут. Скоро Инна перестанет церемониться и возьмется за тебя всерьез. Моя тетя не святая, я видел, на что она способна. Поверь, здоровые мужики не выдерживали, когда она за них принималась.
– Уйди…
– Пожалуйста, откажись от Дара. Ты еще не привыкла жить с магией, она не пустила в тебе корни, ты и не почувствуешь, что чего-то лишилась.
– Уйди!
Он покачал головой. Какая она все-таки дура. Нашла за что держаться. Ему искренне ее жаль.
– Глупая, тетка не пощадит тебя – не позволит демон…
– Уйди! Ненавижу тебя!
А за что она его ненавидит? За правду? За сочувствие? Несправедливо. Ему стало обидно.
– Освежись, – он плеснул остатки воды ей в лицо, – может, твой разгоряченный мозг остынет, и ты примешь правильное решение.
Больше сюда он не вернется – слишком больно видеть ее в таком состоянии. В последний раз он взглянул на упрямую дурочку, обводя подвал пристальным взглядом. Да, настоящее подземелье: мрачно, холодно, грязно, практически все заставлено старой мебелью.
Размахивая кружкой, он поднимался по лестнице вверх, тогда как Инна, темноволосая женщина в черном спортивном костюме, в сопровождении ротвейлера спускалась вниз. На алюминиевом подносе тетка несла наполненные каким-то веществом шприцы и деревянный молоток, в другой руке было ведро с водой.
– Говорил со своей подружкой? – насмешливо поинтересовалась родственница. – Все так же играет в партизанку?
Он скривился.
– Ничего, скоро расколется.
– Инна, а зачем тебе молоток?
– Буду колоть наш орешек, – хохотнула тетка и продолжила путь.
Ему вдруг сделалось страшно. Не понимая, что с ним, он сел на цементную ступеньку и стал ждать. Время тянулось тягуче медленно, и холод пробирался под короткие шорты. Из-за Лильки, похоже, у него схватятся на заднице прыщи.
Крик полоснул осколком стекла. Не раздумывая, он бросился вниз, в подвал, чтобы застать неприятную сцену.
Как заправской повар, Инна хладнокровно орудовала принесенным молотком. Медленные, с оттяжкой удары сыпались на кисть пленницы. Почему-то в голове всплыло название одного из его любимых лакомств – «дамские пальчики»… А потом ему стало плохо, когда ужас ситуации достиг его сознания. Тетка действительно пытала его подругу детства.
Девушка выла, извиваясь с такой силой, что массивный стол ходил под ней ходуном.
Тетка вошла в раж – и удары стали чаще.
Остолбеневший, он застыл на пороге, закрыв глаза, заткнув уши. Но это помогало мало.
И вдруг все стихло.
Инна быстро дышала, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба.
– Ну? Мое предложение в силе, – нетерпеливо поигрывая молотком, произнесла она. – Ты можешь остановить эту боль.
Лиля не ответила. Она не издала ни стона, ни всхлипа. Лишь тяжелое дыхание немолодой уже женщины нарушало тишину, да еще собачий скулеж.
– Что такое, Хват? – заметив волнение пса, поинтересовалась Инна.
Ротвейлер, переминаясь с лапы на лапу, продолжал скулить. Женщина наклонилась ниже, словно пытаясь прочесть во взгляде собаки то, что хотел сказать ее сообщник. Демон, не выдержав, выскользнул туманной дымкой из тела пса и принял неустойчивую форму. Истинный облик низшего всегда вызывал у Кости омерзение, тогда как Инна восхищалась его мощью и сверхразвитой мускулатурой. Нет, ну как может нравиться серокожая тварь с когтистыми лапами, длинным хвостом и гипертрофированными болтающимися между ног половыми органами? От вида последних особенно тошнило, порой выворачивая наизнанку.
– Сссука, – прошипел низший, – ты ее забила. Насмерть.
– Что?! – Тетя побледнела и наклонилась над пленницей. – Я не могла!
Костя подался вперед, уже не боясь, что его заметят.
Инна долго прислушивалась к дыханию девушки, затем хлестала по щекам, лила воду… Безрезультатно. Жертва не приходила в себя.
Костя видел, как дрожали руки тетки, когда она искала пульс на запястье Лили. Видел, как сатанел демон, прожигая кроваво-красными глазами человечку, не давшую ему шанс на обретение нормального физического тела.
– Но к-как? – Инна заикалась. – К-к-как так пол-лучилось? П-прости, – женщина упала на колени, – я не хотела.
– Надо было быть аккуратней! – разбушевался демон. – У нее от боли не выдержало сердце. И теперь одна выгода – пустить ее на мясо.
Низший вдруг умолк и подскочил к распятой жертве. Костя почувствовал, как свежий ветерок взъерошил волосы, и озноб побежал по спине. Здесь не могло быть сквозняков.
– Я не хот-тела, – оправдывалась тетка, – я…
– Заткнись! – велел демон, и женщина замолчала, расширившимися глазами наблюдая за кружащим по подвалу хозяином.
– У нас гости, – оскалился низший. – За душой девчонки явились быстро, но ничего, попробую договориться.
Когда до него дошло, о чем говорил демон, Костя потрясенно огляделся. О древних, тех, кто жил до возникновения такого понятия, как мир Полуночи, он читал, не надеясь встретить. Тем более тех, кто приходит за душой человека после смерти. Слуги богини Смерти, а у нее много имен и личин, могли не считаться с высшими демонами, что уж говорить о низших, при жизни бывших обыкновенными людьми.